Алексей Вячеславович Попов

ГЛУХОЙ

рассказ

Низенький язычок пламени освещает лица трех человек, сидящих за столом -- Пеклис Митрея, его жены Агнии и глухого Степана.

Постную еду собрала на стол хозяйка -- Агния -- уже поздным вечером. Отмечали тридцатипятилетие хозяина, Митрея. Ему можно было дать все сорок -- лицо осунулось, скулы почернели. Глаза запали глубоко, словно вздумали смотреть на мир со стороны затылка. Глухой Степан был тоже худой, но молодость скрывала худобу, говорили, что он на десять лет моложе Митрея.

И Агния как сухая лучина -- сдала за последние два года.

Невеселое получилось застолье.

Сначала звать никого не хотели, но потом подумали и пригласили Глухого -- все ж таки можно будет и думать, и говорить всем, что отметили день рождения с гостями.

Разговаривали, в основном, только супруги. Глухой молчал, на лице его не отражалось никакого интереса. Перед тем как выпить, хозяин наклонялся к самому его уху и громко, на всю комнату, кричал:

- Степан, выпьем!

Тот не торопясь брал толстыми пальцами обмотанный берестой стакан и словно нехотя, сквозь зубы процеживал брагу. Митрей уже выпивал свою кружку, уже и соленый гриб отправлялся следом, а гость все еще цедил.

- Вот жизня настала, -- говорил Митрей, утерев усы. -- Не смеешь на именины никого позвать. Ох, знать бы, что за брешливая собака в селе завелась, ох, знать бы!

- Тише, Митрей, тише, -- успокаивала жена.

- Да что -- тише! -- махнул рукой муж. -- Одно слово -- Глухой. Иначе бы не позвал, только глухим в наши времена и можно верить... А помнишь, Агния, как мои тридцать лет справляли?

- Весело было, Митрей. -- тихо сказала Агния.

- Все село в гостях было!.. А сейчас...

Агния вздохнула. Мысли у нее теперь были -- как прокормить дочек, спавших сейчас в другой комнате. Да и самим что-то жевать надо...

- А ведь все о хорошей жизни кричали, -- уже пьяным голосом выл митрей. -- Колхоз, мол, освободит вас от нищеты. Освободили. Четвертый год голодом сидим. Четвертый! -- Митрей словно сам испугался своих слов.

- Тише, Митрей, услышат.

Агния встала, подошла к окну, стала вглядываться в темень.

- Кто услышит? Может быть, ты побежишь сообщать? -- муж вдруг рассмеялся. -- Эх, жизня! Дома и то, прежде чем что-то сказать, оглянуться нужно.

Глухой все так же сидел, бессмысленно глядя в стол, время от времени прикладывался к грибам, отщипывал маленькими кусочками хлеь.

- А помнишь, Митрей, -- сказала Агния, вернувшись на место, -- я ведь тебе говорила, что колхоз нас голодом уморит. А не вступить нельзя было. В кулаки б записали, я ж понимаю...

- Что-то неладное у нас, Агния, творится, что-то неладное, -- Митрей опустил на колено тяжелую руку. -- Сколько людей на баржах привозили, сколько их в наших лесах сгинуло.

- Было бы ладно, до такого бы не дожили, -- поддержала жена.

- Что не наливаешь, Митрей? -- надсаженным голосом вдруг сказал Степан. Скучно ему, наверно, стало свою думу тянуть.

- Выпьем! -- прокричал ему в ухо Митрей и плеснул себе и Глухому. -- Тебя завтра сено привезти нарядили, -- продолжал кричать он. -- Сможешь с похмелья-то?

- Смогу, -- улыбнулся гость и стал цедить брагу.

Ненадолго замолчали. Потом Митрей затянул выдуманную им самим песню:

- Их-их-их да ох-ох-ох,

 Красный сарафан с белыми рукавами...

Он пел, а Агния думала думы.

В тридцатый год в селе сотворили колхоз. Нет, сначала кое-кого, середняков в основном, раскулачивали, еще дальше на север выселили. Потом в большой, наскоро огороженный двор велели сводить всех коров и лошадей. Свели. И начали голодать. Молока не стало, мяса тоже. Да и откуда молоко, когда буренки мерзнут под открытым небом? Даже навоза не стало, какое там молоко. Потом мужиков с осени до весны отправили на лесоповал. Весной они еще плоты гоняли. Только в середине лета и могли колхозники дома пожить. За косы и вилы взялись. Да разве годовую работу за два-то месяца сделаешь?

Думы, думы... Ничего радостного в вас не находится. Агния подняла от пола глаза и встретилась со взглядом Степана. И испугалась. От выпитой браги глаза его покрылись мутной пеленой. Но за ней, за пленкой, прятались холодные зрачки. Агния даже поежилась.  Колдун, что ли, -- подумала она. Быстро отвела взгляд, но зрачки глухого словно преследовали. кна прижала к уголкам губ -- к одному, к другому -- кончик головного платка. Говорили, что это помогает от порчи.

- Пей, Степан! Пей! Именины у меня сегодня! -- наверно, в десятый раз прокричал за вечер Митрей. И добавил, взглянув на жену: -- Ты что, Агния, боишься? Не бойся, с этим глухим сысоем можно, что хошь говорить.

У супругов были основания бояться. В последнее время из села один за одним стали исчезать люди. Увезли в район щепелявого Ласей Гриша, пожилую Пиля Сандру. И совсем недавно приехали за председателем колхоза Зурыд Андреем. Ночью приехали.

За что увозили?  Кто их выдавал? Люди подозревали друг друга.

До колхозного движения почти у всех сельчан было по лошади, а то и две.  Когда собрали их вместе на один двор, выяснилось, что клички почти у всех одинаковые. Если лошадь черной масти, звали Воронко, если красной -- Рыжко. Так оставлять было нельзя, решили переименовать. Зурыд Андрей велел имена давать громкие, созвучные времени. Вот и назвали одного жеребца Социализмом. Как на грех, Социализм оказался лошадью упрямой и ленивой. Работал на ней щепелявый Ласей Гриш. Он с ней прямо намучился. Вот однажды, когда коняга остановилась из-за своего упрямства, Ласей Гриш и высказался на все село:

-  Когда я от этого Социализма избавлюсь?

И избавился.  Кто-то сообщил куда следует. Увезли Гриша.

Пиля Сандру с сенокоса взяли. Через два дня после того, как она свой сон рассказала.

- Ласковые мои, -- обращалась к подругам, подгребая к стогу сено, -- такой сегодня сон видела.  Красный и белый петух подрались. Белый-то другого, красного, до крови исклевал. Упал тот, бедненький, кверху лапами. К  чему был этот сон, ласковые мои?

К  чему -- объяснили два человека в гимнастерках:

- Эта женщина вела среди народа агитационную пропаганду. Хотела, чтобы в гражданскую войну белогвардейцы победили нашу доблестную  Красную Армию.

Только вряд ли Пиля Сандра что-нибудь поняла.

...К  полуночи брага кончилась. Степан поднялся из-за стола.

- Пойду провожу его, -- сказал Митрей и тоже поднялся, -- шибко темно.

Мужики с шумом спустились с крыльца. Агния проведала спящих детей и принялась убирать со стола.

Она все еще не могла забыть холодный Степанов взгляд.

Сам Глухой Степан нездешний. Отец его здесь родился. Вырос, зимогорить отправился. В село уже не вернулся, наверное, лучшее место для жизни нашел. А сын его, Степан, два года назад приехал к тетке, рассказал, что родители померли. У тетки и остался.  Красивый был парень, но глухой. Слышал в том случае, если кто-то, кишки надрывая, ему в ухо кричал. Бабы уж очень сильно его жалели -- сиротинушка да с дефектом. Наверное, потому и не женится -- так полагали.

Не успела Агния присесть, убрав со стола, вошел муж. Глянул на жену исподлобья, т¤жело. Агния поняла: что-то случилось за то короткое время, как он провожал Степана.

- Что случилось? -- испуганно спросила она.

- Ничего, -- хмуро ответил муж. -- Ложись спать.

- А ты?

- Посижу еще.

- Браги ведь не осталось, Митрей, я немного приготовила... Скажи лучше, что случилось?

- Ничего. Иди спать.

Агния послушалась. И что толку? Разве уснешь, когда в сердце такая тревога? Что могло произойти? Может, в темноте Степан упал и сильно ушибся? За это переживает муж? И что могло случиться еще?

Дождалась мужа. Тот молча лег рядом, к ней даже не притронулся. Агния еще больше утвердилась в своей догадке -- что-то произошло. Что-то очень серьезное. Она чувствовала, что и от Митрея бежал сон, что он тоже лежит с открытыми глазами.

- Агния, не спишь? -- вдруг тихо спросил муж.

- Нет.

- Слушай. Если меня заберут, знай, что во всем виноват Глухой.

-Что ты, Митрей, что ты, -- Агния приподнялась на постели вместе с подушкой. -- Пьяный ты, мелешь, не знаешь что.

- Был пьяный. Протрезвел. Ты лучше скажи, когда Ласей Гриш ругался, Степан где был?

- Да кто его знает. Только Гриш так кричал -- все село слышало. Степан только и не слыхал.

- А когда Пиля Сандра сон рассказывала? -- Митрей спросил и сам же ответил: -- Сено тогда стоговал. Там же! Поняла?

У Агнии захолонуло сердце. Она ойкнула.

- И на собрании он был, когда Зурыд Андрей... -- сказала она.

- И на собрании. Рядом со мной сидел, -- подтвердил Митрей.

Председатель колхоза Зурыд Андрей был малограмотным, но боевым мужиком. Сам бывший красногвардеец, раненный в ногу. Всех агитировал в колхоз вступать, вместе, говорил, лучше заживем. Потому и выбрали его председателем.

 Как-то прислали из района бумагу. В ней говорилось: умер кто-то из большого начальства в самой Москве, и по этому поводу надо провести траурное собрание колхозников. Зурыд Андрей называл, конечно, имя покойника, но Пеклис Митрей уже забыл. Как и все забыли. Собрались люди в правлении. Председатель сообщил о постигшем страну горе. А потом, чтобы ободрить односельчан, а то все по виду сильно расстроились, сказал:

- Товарищи, сильно не переживайте. Замену ему уже нашли. Так что дальше жить будем.

Ночью и не стало в селе Зурыд Андрея.

- О догадке моей никому не говори, -- медленно выговаривал слова Митрей. -- Вдруг я ошибаюсь, на смех поднимут. Но если возьмут меня за вечерний разговор, знай точно -- Глухой.

- Пусть лучше ошибаешься, пусть, -- шептала Агния.

- Ладно, скажу тебе все, чтоб знала. Вышли мы с Глухим, идем к калитке. А там, знаешь, сосна срубленная, от земли корни торчат. Я перешагнул, говорю тихонько -- забыл, что рядом со мной глухой: "Здесь корни, не споткнись, мол". -- "Не споткнусь," -- отвечает.

- Ты не ослышался, Митрей?

- Ты не меньше его выпил, что не почудится, -- успокаивала мужа Агния, а у самой колотилось сердце и стоял перед глазами Степанов взгляд.

Так и не уснули в ту ночь Митрей с женой. А на вторую ночь уснуть им не дали люди в шинелях, приехавшие на лошадях из районного центра. Старший из них злым голосом сообщил:

- За очернительство колхозов, нашей новой жизни, а значит, и Советской власти арестовать Дмитрия  Корниловича и Агнию Захаровну Панюковых как врагов народа.

Агния завыла так, что проснулась половина села. И конечно, дочки. Заплакали обе.

Пеклис Митрей и Агния между верховыми отправились к райцентру. Агния все оглядывалась на детей и голосила.

Девочки пошли было за родителями, но старший так грозно рявкнул на них, что бедняжки окаменели на дороге.

Больше никогда Митрея и Агнию люди не видели.

Вскоре исчез из села и Глухой Степан. Исчез неожиданно, даже тетка ничего не знала. Люди думали, что он в лесу заблудился или утонул. Искали.

Через несколько лет, уже после войны, одна женщина из того села встретила Глухого Степана в городе. Потом несколько дней рассказывала односельчанам об этом удивительном случае:

- Иду по городу, гляжу, Глухой Степан на скамейке под деревом сидит. Я глаза вытаращила, думала, мерещится. Ближе подошла -- точно, он. Заметил меня, хотел подняться и уйти, но я за рукав схватила. В ухо ему кричу, мол, Степан, мы тебя уже похоронили, а ты живой. Он руку-то выдернул и зло говрит: чего орешь, людей пугаешь, не глухой ведь. Вот диво-то, диво, стало быть, Бог-то есть, коли ему слух дал...

Перевела с коми Е.Габова